Красивые рассказы о романтических отношениях. Здесь Вы также найдете грустные истории о неразделенной несчастной любви, а также сможете дать совет, как забыть бывшего парня или бывшую жену.
Если Вам также есть что рассказать на эту тему, Вы можете абсолютно бесплатно прямо сейчас, а также поддержать своими советами других авторов, попавших в схожие непростые жизненные ситуации.
Нам с мужем по 20 лет. Поженились в 18 лет, после года отношений. Когда встречались, он тоже был агрессивным, любовь была, но скорее вышла замуж из-за своего легкомыслия, хотела себе надёжный тыл. Моя мама и папа в разводе, и я жила сама по себе, мама, конечно, поддерживала и поддерживает, но все ровно мне не хватало тепла и заботы, и мне казалось, муж даст мне этот тыл и защиту.
Через месяц после свадьбы я забеременела, но не было еще и недели, как мы поженились, а по пустякам. Мы жили тогда с его мамой, братьями и сестрами (он самый старший). Его мама не строга к нему, когда я ей жаловалась, что он бьет, она его не ругала, но она ко мне хорошо относилась. В принципе, ее можно понять, ее муж ушел к другой, оставив ее одну с детьми.
Мне 36 лет, работаю врачом в маленькой деревне. На личную жизнь не хватало времени, работа, дом, воспитание сына (я его одна воспитываю) муж погиб в аварии сразу после рождения сына.
И вот началась моя борьба за жизнь. Мы сыном прошли, через голод и холод, помощи от родственников не было. Я выбралась из нищеты, стали мы сыном жить хорошо, не отказывали себе не в чём, занимала высокую должность и в 33 года встретила будущего мужа. Он приехал к нам в деревню на рыбалку, познакомились, он мне не понравился, его поведение и разговоры были для меня какими-то смешными. Он долго меня добивался, помог мне с ремонтом, помогал по хозяйству, и я не заметила, как влюбилась.
Мне 24 года, ему 30. Наша история началась 1,5 года назад. Познакомились на сайте знакомств. Сначала он меня не особо впечатлил: лысый, полненький. Но с ним было интересно общаться, а еще он умел сопереживать, это меня и зацепило. И вот спустя несколько месяцев я влюбилась, еще он красиво ухаживал. Иногда я замечала, что у него не было настроения, и мы практически не общались в эти дни, хотя в другие всё было идеально.
Со временем я начала замечать, что после того, как мы с ним увидимся, он охладевал ко мне, а потом все было, как обычно. Так же со временем мы стали все реже видеться, он ссылался на то, что работает и устает. Но в один момент он все-таки предложил попробовать пожить вместе, но с тем учетом, что сначала я не совсем переезжаю, а так, на пару дней. Я тогда училась, писала диплом, и мне было совсем не до этого.
Мне 31 год, мужу 40, у нас двое детей — 6 лет и 2 года. Я узнала, что мой муж общается с другой. Он работает в Москве, и к нам приезжает (мы живем в 700 км от Москвы) раз в месяц, бывает, конечно, что и два раза в месяц. И вот в очередной раз, приехав из Москвы, он уставший с дороги лег спать, и нему приходит смс с приглашением в театр. Ну, мне стало интересно, я прочитала, зашла дальше в его телефон, так сказать исследовать его, а у него в телефоне есть такое приложение, которое все звонки записывает на диктофон, залезла туда, а там! Мама не горюй! Он за несколько дней до приезда домой звал ее к себе и говорил, что оплатит такси, а потом я не выслушав все звонки, забежала к нему в комнату, меня трясло, как так?
У меня типичная история с нетипичным концом. В браке с уже бывшей женой прожили почти 17 лет и на протяжении всего времени она на стороне эпизодически встречалась с другим. Как любят говорить в таких случаях женщины: «Не в ущерб семье, для эмоциональной зарядки, для здоровья». Там эмоции, а в семье долг. Делали любовники все по-умному, комар носа не подточит, но правда она как стебель даже сквозь асфальт пробьется. Все вышло на свет.
Узнала обо всем в начале жена любовника, все это стерпеть и пережить не смогла, в начале нашла меня и все мне рассказала, а потом развелась и через два года умерла, сердце. А дальше по чуть-чуть клубок лжи стал распутываться, и правда стала выходить наружу.
Мы познакомились с ним на работе, когда мне было немногим больше двадцати. Он не скрывал, что женат и имеет ребенка, но при этом всегда говорил мне, что с супругой они давно не спят, а живут лишь по инерции. Я получала хороший регулярный секс и внимание, которые мне были нужны на тот момент. Чуть позже пришла любовь, и мне стало недостаточно того, что я имела до этого. Мы ссорились, бурно мирились, снова ссорились, но в итоге ничего не менялось. Он всё так же не собирался разводиться и уделять мне больше внимания, а мне стало не хватать просто отличного секса.
Через три года таких чувств я уволилась с работы, чтобы больше никогда его не видеть и начать жизнь заново. Подруги и близкие твердили, что я достойна лучшего, а не такого мужчины, как он, что мне не на что надеяться и я зря трачу драгоценные годы молодости. Они регистрировали меня на сайтах знакомств против моей воли и пытались найти «нормального и свободного мужчину». Я же пила успокоительные и пропускала всё это мимо ушей.
Начиналось все красиво, как в кино. Первая любовь, первые отношения, первые друг у друга во всем. Любили друг друга до безумия, надышаться не могли друг другом и нашей любовью. Нам завидовали все.
Сыграли свадьбу и стали жить полноценной семьёй. Я как любящая жена старалась для него во всем, дом всегда был в частоте, я всегда готовила для него только самое лучшее, в отношениях и постели отдавала себя без остатка. Он в ответ тоже дико меня любил и был самым лучшим мужем. Но пришла беда и первый раскол в отношениях.
Первая беременность закончилась трагедией. Выкидыш на нервной почве, у меня умер брат, и я не справилась с этим. Муж был рядом и делал все, что мог, чтобы помочь мне пережить это горе, но ушла в себя и не увидела ничего. После началась затяжная депрессия, я плакала, переживала, мучилась и срывалась на муже. Муж стойко все переносил и терпел, он любил меня и делал все, что бы помочь пережить мне своё горе и выйти из депрессии. И мы справились, но отдалились друг от друга.
Мне 25 лет. С мужем уже 3 года вместе, из них 1,5 в браке. Семью хотела я, муж, можно сказать, сделал мне одолжение. Но в начале отношений был очень заботливый, ответственный, ласковый и добрый. У него была привычка расставаться с бывшим девушками и сходиться снова. Уйти ему было всегда легче.
В 8 дней назад муж ушёл от меня, причем он был виноват. Но как он сказал, воспользовался моментом. Ссора была из-за того, что я узнала, что он скучает по общению с бывшей девушкой и хотел бы с ней увидеться. Я была всегда против этого, чтобы общаться с бывшими. Так вот сейчас он живёт у мамы, добавил ее в друзья и общается.
Вот вечно про мужчин говорят: «Этот ещё не нагулялся!». Как будто это оправдывает факт измены или неготовность к серьёзным отношениям. А когда заводят семью, но всё равно ходят налево, это как называется? Не догулял? Интересная логика, конечно, но вдруг это самое состояние души не наступит у мужчины никогда? Ему что, не стоит заводить семью, чтобы психику жены не травмировать? Может, я не понимаю, потому что я женщина? Так вы, мужчины, расскажите мне.
😉 Приветствую неизменных читателей и любителей историй! Женские истории из жизни о любви всегда вызывают интерес. Иногда они похожи по сюжету, но ни одна из них не повторяется. Сегодня для вас невымышленная история…
Шикарная блондинка
Наконец Галина приехала в родную деревню, которая за два года не изменилась. Облупленные дома, перекошенные заборы, грязь, пыль и люди, которые никогда не улыбаются. Здоровалась, ей отвечали, но не могли понять, кто эта шикарная и стройная блондинка.
Раньше у Гали были черные, как смоль, волосы и такая же жизнь. Лишь на чужбине она почувствовала, что такое счастье, и решила перекраситься в блондинку. Потому что черная полоса закончилась. Началась белая…
Василий
Увидев на свадьбе у подруги ее старшего брата, Галя утонула в его васильковых глазах. Густые смолистые волосы парня спадали на широкие плечи. Красавец!
– Василий, – парень представился и галантно протянул руку. – Можно даму пригласить на вальс?
Когда закончился танец, Василий под ручку отвел на место свою партнершу. В их деревне парни никогда не проявляли джентльменских манер. Да и какие из них танцоры, только по ногам топтаться и умеют. Именно галантностью покорил сердце Галины городской парень.
Девушка работала на швейной фабрике. Он ждал ее у проходной, провожал домой, дарил цветы. «Но, это же настоящее счастье!» – радовалась она и всей душой тянулась к нему. Уже и к свадьбе начали готовиться, как неожиданно вспыхнул скандал.
Приревновал любимый к сторожу дяде Ване. Галя смеялась, поскольку и повода никакого не было, шутя, сказала: «Дурашка, я же тебя одного люблю». «Я дурашка?! – возмутился Василий. – Это ты деревенщина замызганная! Должна следы мои целовать, что я тебя из навоза вытянул!»
Свадьбы не будет!
Девушка остолбенела от таких слов. Сняла колечко, которое подарил кавалер, когда делал предложение, и, плача, кинулась в подъезд. Несколько дней Василий не появлялся, только через неделю пришел мириться.
Не слушала она льстивые слова. «Свадьбы не будет!» – бросила сердито. «Я тебе еще покажу!» – пригрозил жених и полез на высокое дерево возле фабрики.
– Прыгну вниз! Покалечусь, если бросишь меня! – кричал во все горло.
Посмотреть на такое представление выбежали все работники. Кто-то смеялся, кто-то испугался и просил Галю подумать.
– Ой, деточка, куда ж ты голову суешь. – грустно то ли спрашивал, то ли утверждал дядя Ваня.
Черная полоса в жизни
Простила, все-таки любила этого дурака. Когда поженились, молодым дали комнатку в общежитии. Казалось бы, живи и радуйся. На первых порах так и было, а затем началось. Василий никогда не пил, не курил, но был «слаб на голову», как говорят в народе.
Жена должна была угождать во всем и слова против не сказать. Задержится на работе, не успеет ужин приготовить – ходит в синяках. Купит себе одежду – снова бита, так как «деньги потратила на глупости».
Не останавливало тирана даже то, что под сердцем жена носила малыша. Рождение сына не принесло спокойствия. Бил, потому что «ребенок плачет». Быстро из цветущей 20-летней девушки она превратилась в измученную женщину. Постоянно ходила в синяках.
А муж как был красавцем, так и остался. Только жена понимала, что за красивой оберткой спрятана душа тирана. Еще и любовницу завел – должна была терпеть. Как-то попросила мужа помочь занести банки в подвал и здесь решилась на разговор:
– Вася, давай разведемся. У тебя другая. Не мучай меня!
– Что-о-о-о? – озверел тот и вцепился в шею.
От боли женщина потеряла сознание, а когда очнулась – увидела на груди розовое пятно. Оказалось, благоверный отливал ее виноградным соком из банки. С трудом поднялась в квартиру.
– Еще раз услышу о разводе – задушу! – пригрозил, не отводя взгляда от телевизора.
Белая полоса
С тех пор Галина начала думать, как убежать от деспота. К счастью, вскоре и хороший случай подвернулся. Подруга приехала из Италии и рассказала, что ей нужна подмена, чтобы ухаживать за больным синьором Джованни.
– Платит хорошо, едем, – уговаривала Лена. – А твоему скажем, что за парализованной старушкой смотреть будешь и на машину деньги привезешь.
И в самом деле, Василий бредил машиной, но работать не спешил. Галя же из зарплаты швеи, понятно, ничего не могла отложить. Застав мужа в хорошем настроении, завела разговор о Лене, сколько та евро заработала.
– Видишь, другие за границу едут, беспокоятся о семье, а ты привязалась к фабрике, как блоха к собаке, – недовольно ворчал Василий.
– Да она и меня с собой зовет. Может, рвануть? Машину купим, наконец.
– О, это ты хорошо придумала! – засиял благоверный. – Только мальца в деревню отправь.
Синьор Джованни
Италия встретила жарой и красивыми пейзажами. Она попала в живописный и уютный городок Тиволи, в 20 километрах . 67-летний синьор Джованни не нуждался в особом уходе, хотя и был онкобольным, скорее одинокому мужчине хотелось общения.
– Что же делать? Я только два слова знаю на итальянском – «грация» и «бонжорно», – переживала Галя.
– Научишься, – утешала подруга. – В хорошие руки попала.
И в самом деле, оказалось, синьор находил утешение в том, что учил Галину итальянскому. Тыкал пальцем в какой-то предмет, говорил название, а женщина все старательно записывала. Через две недели они понимали друг друга без слов.
Синьор повеселел и расцвел рядом со своей молоденькой сиделкой. Два года пролетели, как мгновение. При добром и уважительном отношении синьора Джованни, Галина из гадкого утенка превратилась в прекрасную лебедушку.
Она забыла об унижениях, синяках и оскорблениях. Поэтому почти и не вспоминала мужа, только очень скучала по сыну и родителям. Решила отпроситься домой.
Приуныл синьор, что потеряет ее. Спустившись вечером к столу, положил на тарелку обручальное кольцо.
– Гала, хочу, чтобы ты всегда была со мной!
– Но я замужем. – растерялась от неожиданности Галина.
– Знаю. Поезжай. Решай свой вопрос и срочно возвращайся. Я тебя буду ждать. И твоего сына…
Чем закончилась эта история? Догадайтесь сами.
Дорогие читатели, если вы считаете статью «Женские истории из жизни о любви: белая полоса» интересной, поделитесь в социальных сетях. Если вы знаете интересные женские истории из жизни о любви, напишите в комментариях. 😉 До новых встреч на сайте! Впереди много историй!
— это событие или рассказ любовного события из жизни влюбленных, который знакомит нас с душевными страстями, разгоравшимися в сердцах любящих друг друга людей.Любовная история
Счастье, которое где-то очень близко
Я гуляла по мостовой. Туфли на каблуках держала в руках, потому что каблучки в ямочки проваливались. Какое было солнышко! Я улыбалась ему, потому что светило оно прямо в самое сердце. Было светлое предчувствие чего-то. Когда оно обостряться стало – мост закончился. А тут – мистика! Закончился мостик – начался дождик. Причем, очень неожиданно и резко. Ведь на небе не было и облачка!
Интересно…. Откуда взялся дождь? Я не взяла ни зонтик, ни плащик. Мокнуть до ниточек очень не хотелось, поскольку платьице, в котором я была, стоило очень дорого. И только я подумала об этом – мне стало понятно, что везение существует! Красный автомобиль (симпатичный очень) — остановился около меня. Парень, который за рулем сидел, открыл окошко, и пригласил меня быстренько нырнуть в салончик его авто. Была бы хорошая погода – я бы подумала, повыпендривалась, побоялась бы конечно… А поскольку дождик усилился – я и думать долго не стала. Влетела буквально — на сидение (возле водительского). С меня капало так, будто я только что вышла из душа. Я поздоровалась, дрожа от холода. Паренек накинул мне на плечи куртку. Легче стало, но я почувствовала, как температура поднимается. Я молчала, потому что говорить мне не хотелось. Единственное, чего я ждала – согревания и переодевания. Алексей (мой спаситель) будто угадал мысли мои!
Он пригласил меня к себе. Согласилась, потому что дома забыла ключи, а родители уехали на дачу на сутки целые. К подружкам ехать как-то не хотелось: они – по парням своим. Да и смеяться начнут, когда увидят, что с моим нарядом дорогостоящим приключилось. Не боялась я этого малознакомого Лешку — понравился он мне. Хотелось, чтобы мы дружили хотя бы. Приехали к нему. У него я и осталась — Жить! Мы влюбились друг в друга, как подростки! Представляете…. Только увиделись – влюбились. Только в гости приехала – жить вместе стали. Самое красивое, что было во всей этой истории – наши тройняшки! Да, у нас есть такие «необычные» детишки, «счастьенько» наше! И все только еще начинается….
История о мгновенной влюбленности и быстром предложении
Мы знакомились в обычном кафе. Банально, ничего необычайного. Потом все было интереснее и намного…. «Интересность» началась, казалось бы…, — с мелочей. Он стал красиво за мной ухаживать. Водил в киношки, в ресторашки, в парки, в зоопарки. Я как-то намекнула, что обожаю аттракцииончики. Он отвел меня в парк, где аттракционов было много. Он сказал, чтобы выбирала на чем прокатиться хочу. Я выбрала что-то напоминающее «Супер – 8», потому что люблю, когда много экстремальности. Уговорила его составить компанию. Уговорила, но согласился он не сразу. Признался, что боится, что на таких катался только в детстве, и все. Да и то потом сильно плакал (от страха). А во взрослом возрасте и не катался уже потому, что насмотрелся новостей всяких, где показывали, как застревали люди на высоте, как погибали на таких «качельках» злосчастных. Но, ради меня любимой, он забывает на миг обо всех страхах. А я и не знала, что не только я являюсь причиной его геройства!
Сейчас расскажу, в чем кульминация, на самом деле, заключалась. Когда мы оказались на самом – самом верху аттракциона….. Он одел мне колечко на пальчик, улыбнулся, быстро крикнул, чтобы я за него замуж шла, и мы устремились вниз. Не знаю, как он все это совершить успел за сотую долечку секундочки! Но было приятно до необыкновенности. Голова кружилась. Но непонятно из-за чего. То ли из-за чудесного времяпровождения, то ли из-за прекрасного предложения. Было и то, и то очень приятно. Я получила всю эту приятность в один день, в мгновение одно! Не могу и поверить в такое, если быть до конца честной. На следующий день пошли мы подавать в Загс заявление. День свадьбы был назначен. И я начала привыкать к запланированному будущему, которое меня сделает самой счастливой. Свадебка наша, кстати, в конце года, зимой. Я захотела именно зимой, а не летом, чтобы банальности избежать. Ведь все же спешат в Загс именно летом! Весной, на крайний случай….
Красивая история о Любви из жизни влюбленных
Ехала к родственникам на поезде. Решила взять билет на плацкартное местечко, чтобы не так страшно было ехать. А то, мало ли…. Много всяких нехороших людей встречается. До границы доехала успешно. На границе высадили, потому что что-то с паспортом там было не так. Залила водой, шрифт размазался на фамилии. Решили, что документ — подделала. Спорить бесполезно конечно. Потому не стала тратить на споры времени. Идти мне было некуда, но обидно было. Потому что начала, по-настоящему, себя ненавидеть. Да уж…. С моей-то халатностью…. Сама виновата во всем! Вот и шла пешком, долго-долго, вдоль дороги железной. Шла, а куда – не знала. Главное, что шла, усталость меня сбивала с ног. И я думала, что собьет…. Но я прошла еще шагов пятьдесят, и услышала гитару. Теперь я шла уже на зов гитарный. Хорошо, что слух у меня хороший. Дошла-таки! Гитарист оказался не так уж и далеко. Еще столько же пройти пришлось. Гитару я обожаю, так что усталости я уже не чувствовала. Паренек (с гитаркой) сидел на большом камешке, недалеко от железной дороги. Я рядом присела. Он сделал вид, что меня не заметил вообще. Я ему подыграла, и просто наслаждалась музыкой, летящей с гитарных струн. Играл он отлично, но очень меня удивило то, что он ничего не пел. Я привыкла к тому, что, если играют на инструменте таком музыкальном, то и поют еще нечто романтическое.
Когда незнакомец перестал изумительно играть – он посмотрел на меня, улыбнулся, и спросил, откуда я тут появилась. Обратил внимание на тяжелые сумочки, которые я еле – еле дотащила до «случайного» камня.
Потом он сказал, что играл, чтобы я пришла. Он зазывал меня гитарой, будто знал, что приду именно я. Во всяком случае он играл и думал о любимой. Потом отложил гитару в сторонку, взгромоздил сумки мои на спину, взял меня на руки, и понес. Куда – я выяснила лишь потом. Он отнес меня в свой дачный домик, который был неподалеку. А гитару он оставил на камне. Сказал, что ему она больше не нужна….. С этим чудесным мужчиной я уже почти восемь лет. Мы до сих пор вспоминаем наше необычное знакомство. Еще больше я вспоминаю ту гитару, оставленную на камне, которая превратила нашу историю любви в волшебную, как сказочка….
Продолжение. . .
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Шрифт:
100% +
Ирина Лобусова
Камасутра. Короткие рассказы о любви (сборник)
Было так
Почти каждый день мы встречаемся на площадке главной лестницы. Она курит в компании своих друзей, а мы с Наташкой ищем женский туалет – или наоборот. Она похожа на меня – может, потому, что мы обе совершенно теряем способность ориентироваться в огромном и бесконечном (так кажется нам каждый день) пространстве института. Длинные запутанные корпуса которого словно специально созданы для того, чтобы давить на мозги. Обыкновенно к концу дня я начинаю звереть и требовать немедленно выдать ту обезьяну, какая построила это здание. Наташка смеется, и спрашивает, почему я уверенна, что эта архитектурная обезьяна до сих пор существует в живых. Впрочем, бесконечное блуждание в поисках нужной аудитории или женского туалета – это развлечение. Их так немного в нашей жизни – простых развлечений. Мы обе ценим их, я узнаю всё по глазам. Когда в самый неожиданный момент мы сталкиваемся на лестнице и врем друг другу, что наша встреча абсолютно неожиданна. Мы обе умеем просто классически врать. Я. И она.
Обыкновенно мы сталкиваемся на лестнице. Потом отводим глаза и делаем важный вид. Она степенно объясняет, как только что вышла из аудитории. Я – что прохожу по коридору рядом. Никто не признается даже под видом жуткой смертной казни в том, что на самом деле мы стоим здесь и ждем друг друга. Об этом никому, кроме нас, не дано (и не будет дано) знать.
Обе очень дружно делаем вид, что безумно рады видеть друг друга. Со стороны всё выглядит так, что поверить нам легко.
– Так приятно встретить знакомых!
– Ах, я даже не знала, что ты будешь здесь проходить… Но я так рада!
– Что у тебя есть курить?
Она протягивает сигареты, моя подруга Наташка нагло хватает сразу две и в полной женской солидарности мы втроем молча курим до звонка на следующую пару.
– Ты не дашь мне на пару дней свой конспект по экономической теории? У нас зачет через пару дней… А ты зачет уже досрочно сдала… (она)
– Без проблем. Позвони, зайдешь и возьмешь… (я).
Потом расходимся по лекциям. Она учится на том же курсе, что и я, только в другом потоке.
В аудитории сыро от утреннего света, а парта еще влажная от мокрой тряпки уборщицы. Сзади народ обсуждает вчерашний телевизионный сериал. Через несколько минут все дружно погружаются в глубины высшей математики. Все, кроме меня. Во время перерыва я, не отрывая глаз от конспекта, сижу за столом, пытаясь хотя бы увидеть то, что написано на открытом передо мной бумажном листе. Кто-то медленно и тихо подходит к моему столу. И, не поднимая глаз вверх, я знаю о том, кого увижу. Кто стоит за моей спиной… Она.
Она входит боком, как будто стесняясь незнакомых людей. Садится рядом, преданно смотрит в глаза. Мы – самые близкие и лучшие подруги, причем с давнего времени. Глубокую сущность наших отношений невозможно выразить словами. Мы просто ждем одного мужчину. Обе ждем, без успеха, который год. Мы – соперницы, но ни одному человеку в мире не пришло бы в голову так нас назвать. Наши лица одинаковы потому, что отмечены несмываемой печатью любви и тревоги. За одного человека. Наверное, мы обе его любим. Может, он тоже нас любит, но для сохранности наших общих с ней душ легче уговаривать себя, что ему по-настоящему на нас наплевать.
Сколько времени прошло с тех пор? Полгода, Год, два года? С того времени, когда был один, самый обычный телефонный звонок?
Кто звонил? Имени сейчас и не вспомнишь… Кто-то с соседнего курса… или из группы…
«– Привет. Приходи прямо сейчас. Тут все собрались… есть сюрприз!
– Какой сюрприз?! Дождь на улице! Говори толком!
– Как у тебя насчет английского?
– Ты мозгами поехала?
– Слушай, тут у нас сидят американцы. Двое, приехали по обмену, на факультет романо-германской филологии.
– А почему они сидят у нас?
– Им там не интересно, кроме того, они познакомились с Виталиком и он привел их к нам в общагу. Они забавные. По-русски почти не говорят. Она (назвала имя) запала на одного. Все время сидит с ним рядом. Приходи. Ты должна на это посмотреть! “
Дождь, который бил в лицо… Когда я вернулась домой, нас было трое. Трое. Так повелось с тех пор.
Я поворачиваю голову и смотрю на ее лицо – лицо человека, который, преданно положив голову мне на плечо, смотрит глазами жалкой побитой собаки. Определенно она любит его больше, чем я. Так любит, что для нее праздник – услышать хотя бы одно слово. Даже если это его слово предназначено для меня. С точки зрения ущемленного самолюбия я смотрю на нее очень пристально и со знанием дела отмечаю, что сегодня она плохо причесана, эта помада ей не идет, а на колготках – петля. Она, наверное, видит синяки под моими глазами, ногти без признаков маникюра и уставший вид. Я давно знаю, что грудь у меня красивей и больше, чем у нее, рост выше и глаза более яркие. А вот ее ноги и талия более стройны, чем мои. Наш взаимный осмотр почти незаметен – это привычка, укоренившаяся в подсознании. После этого мы взаимно ищем странности в поведении, говорящие о том, что кто-то из нас недавно видел его.
– Вчера до двух часов ночи смотрела международные новости… – голос ее осекается, становится хриплым, – наверное, в этом году им не удастся приехать… Я слышала, кризис в Штатах..
– А если и приедут, несмотря на свою пошатнувшуюся экономику, – подхватываю я, – к нам они вряд ли зайдут.
Ее лицо вытягивается, я вижу, что сделала ей больно. Но остановиться уже не могу.
– И вообще, я уже давно забыла про всю эту ерунду. Даже если он снова приедет, ты все равно его не поймешь. Как в прошлый раз.
– Но ты мне поможешь с переводом…
– Вряд ли. Я давно забыла английский. Скоро экзамены, сессия, надо заниматься русским… будущее за русским языком… а еще говорят, что скоро на РГФ приедут по обмену немцы. Не хочешь сесть за словарь и сходить на них посмотреть?
После нее он переметнулся ко мне – это было нормально, я давно привыкла к такой реакции, но я не знала, что его обыкновенные мужские поступки смогут причинить ей такую боль. Он до сих пор пишет мне письма – тоненькие листочки, отпечатанные на лазерном принтере… Я храню их в старой тетрадке, чтобы не показать никому. Она не знает о существовании этих писем. Все ее представления о жизни – это надежда, что он забудет меня тоже. Я догадываюсь, что каждое утро она открывает карту миру и с надеждой смотрит на океан. Она любит океан почти так же, как и его. Океан для нее – бездонная пропасть, в которой тонут мысли и чувства. Я не разубеждаю ее в этой иллюзии. Пусть живет так, как легко. Наша история примитивна до глупости. Так нелепа, что стыдно даже говорить. Окружающие твердо уверенны, что, повстречавшись в институте, мы просто так стали подругами. Две самых близких подруги. Которым всегда есть, о чем говорить… Это правда. Мы подруги. Нам интересно вдвоем, всегда есть общие темы и понимаем мы друг друга тоже с полуслов. Мне она нравится – как человек, как личность, как друг. Я нравлюсь ей тоже. У нее есть черты характера, которых нет у меня. Нам хорошо вдвоем. Так хорошо, что на белом свете никто не нужен. Даже, наверное, океан.
В открытой на всеобщее обозрение «личной» жизни у каждой из нас есть отдельный мужчина. У нее – студент-биолог из университета. У меня – компьютерный художник, довольно забавный тип. С ценным качеством – неумением задавать вопросы. Наши мужчины помогают нам пережить неизвестность и тоску, и еще мысль о том, что он не вернется. Что наш американский роман никогда не свяжет нас по-настоящему с ним. Но за эту любовь мы тайно обещаем друг другу всегда проявлять беспокойство – беспокойство не о себе, о нем. Она не догадывается, я понимаю, как мы смешны и нелепы, цепляясь за треснутую, разорванную соломинку, чтобы выплыть на поверхность и заглушить какую-то странную боль. Боль, похожую на зубную, возникающую в самый неподходящий момент в самом неподходящем месте. Боль – о себе? Или о нем?
Иногда я читаю в ее глазах ненависть. Словно по молчаливому сговору мы ненавидим все, существующее вокруг. Институт, в который поступили просто так, ради диплома, друзей, которым на тебя наплевать, общество и наше существование, а главное – ту пропасть, которая навсегда разделяет нас с ним. И когда мы устаем до безумия от вечной лжи и плохо скрытого равнодушия, от круговерти ничего не значащих, но многих событий, от глупости чужих любовных историй – мы встречаемся с ней глазами и видим искренность, настоящую, правдивую искренность, чище и лучше которой нет… Мы никогда не говорим на тему любовного треугольника потому, что обе прекрасно понимаем – за этим всегда кроется что-то более сложное, чем дилемма обычной неразделенной любви…
И еще: мы очень часто вспоминаем о нем. Вспоминаем, испытывая разные чувства – тоску, любовь, ненависть, что-то гадкое и противное или наоборот, светлое и пушистое… И после потока общих фраз кто-то вдруг замолчит на полуслове и спросит:
– Ну, что?
И другая отрицательно качнет головой:
– Ничего нового…
И, встретившись глазами, поймет немой приговор – не будет нового, ничего… Никогда.
Дома, наедине с собой, когда никто меня не видит, я схожу с ума от пропасти, в которую падаю все ниже и ниже. Мне до безумия хочется схватить ручку и написать на английском: «оставь меня в покое… не звони… не пиши…» Но я не могу, не способна это сделать, и потому мучаюсь кошмарами, от которых моей второй половиной становится только хроническая бессонница. Наше безревностное разделение любви жутким ночным кошмаром снится мне по ночам… Как шведская семья или мусульманские законы о многоженстве… В кошмарах я даже представляю себе, как мы обе выходим за него замуж и хозяйничаем на одной кухне… Я. И она. Меня передергивает во сне. Я просыпаюсь в холодном поту и мучаюсь с искушением сказать, что от общих знакомых узнала о его гибели в автомобильной катастрофе… Или что где-то упал еще один самолет… Я изобретаю сотни способов, знаю, что не смогу это сделать. Я не могу ее ненавидеть. Так же, как и она – меня.
Однажды, в тяжелый день, когда мои нервы были расшатаны до предела, я прижала ее к лестнице:
– Что ты делаешь?! Зачем ты меня преследуешь? Почему продолжаешь этот кошмар?! Живи своей жизнью! Оставь меня в покое! Не ищи моего общества, ведь на самом деле ты меня ненавидишь!
В ее глазах появилось странное выражение:
– Это неправда. Я не могу и не хочу тебя ненавидеть. Я люблю тебя. И немного его.
Каждый день на протяжении двух лет мы встречаемся на площадке лестницы. И каждую встречу мы не говорим, но думаем о нем. Я даже ловлю себя на мысли, что каждый день отсчитываю по часам и с нетерпением жду того момента, когда она тихонько, словно стесняясь, войдет в аудиторию, сядет со мной и начнет глупый бесконечный разговор на общие темы. А потом, в середине, прервет разговор и вопросительно посмотрит на меня… Я виновато отведу глаза в сторону, чтобы отрицательно покачать головой. И вздрогну всем телом – наверное, от вечной холодной сырости по утрам.
Два дня до нового года
В телеграмме было «не приезжай». Снег царапал щеки жесткой щетиной, затоптанный под разбитым фонарем. Край особо наглой из всех телеграмм высовывался из кармана сквозь мех шубы. Вокзал был похож на огромный феонитовый шар, слепленный из грязного пластилина. Ярко и ясно падала в пустоту дверь, уходящая в небо.
Прислонившись к холодной стене, она изучала железнодорожно-кассовое окно, где давилась толпа, и думала только о том, что хочет курить, просто до безумия хочет курить, втягивая в обе ноздри горький морозный воздух. Было нельзя идти, нужно было только стоять, наблюдая толпу, прислонившись к холодной стене плечом, щуря глаза от привычной для зрения вони. Все вокзалы похожи один на другой, как упавшие серые звезды, плавали облаками чужих глаз скопищем привычных неоспоримых миазмов. Все вокзалы – похожие один на другой.
Облаками – чужих глаз. Это было существенно самым важным.
В телеграмме было «не приезжай». Так не приходилось искать подтверждений тому, что собирается сделать. В узком проходе выпал из-под чьих-то ног затоптанный пьяный бомж, выпал прямо под ноги ей. Исключительно осторожно отползла по стене чтобы не задеть краем длинной меховой шубы. Кто-то толкнул в спину. Обернулась. Показалось – хочет что-то сказать, но ничего не смогла, и так, не сумев ничего сказать, застыла, забыв, что хочет курить потому, что мысль была более свежей. Мысль о том, что решения могут грызть мозг точно так, как грызут недокуренные (на снегу) сигареты. Там, где была боль, оставались красные воспаленные точки, тщательно спрятанные под кожей. Провела рукой, пытаясь отрезать самую воспаленную часть, но ничего не произошло, а красные точки ныли все мучительнее, все больше, оставляя позади злость, похожую на раскаленный разбитый фонарь в привычном феонитовом шаре.
Резко толкнув от себя часть стены, врезалась в очередь, профессионально отшвыривая всех мешочниц уверенными локтями. Наглость вызвала дружное раскрытие ртов видавших виды перекупщиц билетов. Она прижалась к окну, боясь, что снова не сможет ничего сказать, но сказала, и там, где дыхание падало на стекло, окошко становилось влажным.
– Один до… на сегодня.
– А в общий?
– Я сказала нету.
Звуковая волна голосов ударила в ноги, кто-то усиленно драл меховой бок, и совсем рядом отвратительная луковая вонь чьей-то истерической пасти попала в ноздри – так возмущенные народные массы праведно пытались ее отъять от железнодорожно-кассового окна.
– У меня, может, заверенная телеграмма.
– Иди в другое окно.
– Ну посмотрите – один билет.
– Ты че, издеваешься, блин ты…., – сказала кассирша, – не задерживай очередь… ты…, отошла от кассы!
Шубу больше не рвали, в пол ушла звуковая волна, бившая ноги. Она толкнула, уходящую в небо, тяжелую дверь и вышла туда, где мороз сразу же впился в лицо отточенными вампирскими зубами. Мимо глаз (чужих глаз) проплывали бесконечные ночные вокзалы. Вслед кричали – вдоль стоянок такси. Разумеется, она не понимала ни слова. Ей казалось – забыла все языки очень давно, и вокруг сквозь аквариумные стены, не доходя к ней, исчезают людские звуки, забирая существующие в мире цвета с собой. Стены были до самого дна, не пропуская ушедшую симфонию цвета. В телеграмме было «не приезжай обстоятельства изменились». На ресницах высыхало совершенное подобие слез, не дошедшее до щек на вампирском морозе. Эти слезы исчезали, не появившись, совсем и сразу, только внутри, под кожей, оставляя тупую заскорузлую боль, похожую на осушенное болото. Она достала из сумочки сигарету и зажигалку (в форме цветной рыбки) и глубоко втянула в себя дым, вдруг застрявший в горле тяжелым и горьким комком. Она тянула дым в себя до тех пор, пока державшая сигарету рука не превратилась в деревянный обрубок, а когда превращение произошло, сам собой окурок шлепнулся вниз, похожий на огромную падающую звезду, отраженную в бархатном черном небе. Кто-то снова толкнул, за край шубы зацепились елочные иголки и упали на снег, а раз упали иголки – она обернулась. Впереди в заячьем отметке маячила широкая мужская спина с прикрепленной к плечу елкой, которая плясала на спине фантастический смешной танец. Спина шла быстро и с каждым шагом уходила все более далеко, а потом на снегу остались только иголки. Замерев (боясь дышать)б она смотрела на них очень долго, иголки были похожи на маленькие огни, а когда в глазах зарябило от искусственного света, вдруг увидела, что идущий от них свет – был зеленый. Это было очень быстро, а потом – совсем ничего, только сдавленная быстротой боль вернулась на прежнее место. Защипало в глазах, завертелось на месте, сжался мозг и внутри кто-то сказал отчетливо ясно и четко «два дня до Нового года», и сразу не стало воздуха, был горький дым, спрятанный в груди глубоко так же, как и в ее горле. Черное, как растаявший снег, выплыло число и что-то сбило с ног, понесло по снегу прочь, только не на одном месте, куда-нибудь – от людей, к людям.
– Да стой, ты… – сбоку чье-то тяжелое дыхание отдавало полным набором сивушных масел. Обернувшись, под вязанной шапкой разглядела лисьи глаза.
– Сколько бегать за тобой можно?
Кто-то за ней бежал? Чушь. Так никогда не было – в этом мире. Было все, кроме двух полюсов – жизни и смерти, в полном избытке.
– Ты билет спрашивала до…?
– Допустим.
– Так у меня есть.
– Сколько.
– С тебя как с родной – отдам за 50.
– Да пошел..
– Ну жалкие 50 баксов, тебе как родной отдаю – так шоб взять…
– Ага, один, на сегодня, даже нижнее место.
Она поднесла билет к фонарю.
– Да верно, в натуре, не сомневайся.
Парень похрустел, покрутил на свет денежную бумажку в 50 долларов.
– А поезд в 2 часа ночи.
– Я знаю.
– Ну ладно.
Он растаял в пространстве, как тают люди, которые не повторяются при дневном свете. «Не приезжай обстоятельства изменились».
Она усмехнулась. Лицо расплывалось белым пятном на полу прилепленным к брови окурком. Выступало из-под сонных опущенных век, и, вписываясь в грязную окружность звало далеко, дальше и дальше. Там, где была, резкие углы кресла давили тело. Голоса сливались в ушах где-то в забытом за спиной мире. Сонная паутина окутывала несуществующим теплом даже лицевые изгибы. Она клонила голову вниз, пытаясь уйти, и только расплывалось лицо грязным белым пятном в вокзальных плитках. Этой ночью она не была больше собой. Кто-то рожденный и кто-то мертвый изменялся так, как нельзя было думать. Никуда не упав, отвернула от пола лицо, где вокзал жил ночной, не подвластной для рассмотрения жизнью. Около часа ночи телефонный звонок раздался в одной из квартир.
– Где ты?
– Я уезжаю.
– Ты решила.
– Он прислал телеграмму. Одну.
– Он хоть будет тебя ждать? И потом, адрес…
– Я должна ехать – там это, в телеграмме.
– Ты вернешься?
– Будь что будет.
– А если подождешь пару дней?
– В этом нет абсолютно никакого смысла.
– А вдруг одумаешься?
– Права нет на другой выход.
– Незачем к нему ехать. Не нужно.
– Я плохо слышу – в трубке шипит, но ты все равно говори.
– Что говорить?
– Что-нибудь. Как хочешь.
– Довольна, да? Нет на земле второй такой идиотки!
– До нового года остается два дня.
– Ты хотя бы на праздник осталась.
– Я выбрана.
– Тебя никто не выбирал.
– Все равно.
– Не уезжай. Не надо ехать туда, слышишь?
Короткие гудки благословили ее путь и сквозь стекло телефонной будки внутри неба чернели звезды. Она подумала, что ее нет, но долго думать об этом было страшно.
Поезд полз медленно. Тускло светились вагонные окна, тускло горела лампочка в плацкартном проходе. Прислонившись затылком к пластику поездной перегородки отражавшему лед, ждала, когда все уйдет и размоется за окном темнота теми слезами, которые, не появляясь в глазах, не высыхают. Мелкой болезненной дрожью задрожали давно не мытые стекла. Разболелся затылок от пластикового льда. Где-то внутри скулил маленький зябкий зверенок. «Я не хочу… – где-то внутри плакал маленький, усталый больной зверь, – я не хочу никуда уезжать, не хочу, господи, слышишь…»
Мелкой болезненной дрожью в такт поезду рассыпались стекла. «Я не хочу уезжать… плакал маленький зверь, – вообще никуда… я никуда не хочу ехать…я домой хочу… я хочу домой, к маме…»
В телеграмме было «не приезжай». Это означало, что в выбор не входило остаться. Ей казалось: вместе с поездом она катится вниз по осклизлым стенкам мерзлого оврага, с талыми снежинками на щеках и елочными иголками на снегу, вниз, к самому беспросветному дну, где так по-домашнему светят электричеством застывшие окна бывших комнат и где в тепле растворяются лживые слова о том, что существуют на земле окна, к которым, бросив все, еще можно вернуться… она дрожала, зубы выбивали дрожь там, где агонией хрипел скорый поезд. Сжавшись, она думала о елочных иголках, застрявших в снегу, и что в телеграмме было «не приезжай», и что два дня оставалось до Нового года и что однажды (это согревало болезненным искусственным теплом) придет день, в который больше не нужно будет никуда ехать. Старым больным зверем поезд выл по рельсам что счастье – это самая простая на земле вещь. Счастье – это когда нет дороги.
Красный цветок
Она обняла себя за плечи, наслаждаясь идеальной бархатистостью кожи. Потом неторопливо пригладила волосы рукой. Холодная вода – чудо. Веки стали прежними, не сохранив ни единого следа из того, что…. Что она проплакала всю ночь накануне. Все смыла вода, и можно было смело идти вперед. Она улыбнулась своему отражению в зеркале: «Я – прекрасна!». Потом – безразлично махнула рукой.
Она прошла коридор и оказалась там, где должна была оказаться. Взяла с подноса бокал с шампанским, не забыв одарить сверкающей улыбкой ни официанта, ни тех, кто находился вокруг. Шампанское показалось ей отвратительным, и на искусанных губах сразу же застыла жуткая горечь. Но из присутствующих, наполнявших большую залу, об этом бы не догадался никто. Она очень нравилась себе со стороны: прелестная женщина в дорогом вечернем платье пьет изысканное шампанское, наслаждаясь каждым глотком.
Разумеется, он все время был там. Он царил, окруженный своими раболепными подданными, в сердцевине большого банкетного зала. Светский лев, с непринужденным очарованием строго следящий за своею толпой. Все ли пришли – те, кто должен прийти? Все ли очарованы – те, кто должен быть очарован? Все ли испуганы и подавлены – те, кто должен быть испуган и подавлен? Гордый взгляд из-под чуть сдвинутых бровей говорил, что все. Он полусидел в центре стола, окруженный людьми, и, в первую очередь, красивыми женщинами. Большинство людей, встречавшихся с ним впервые, были очарованы его простодушной, располагающей к себе внешностью, его простотой и показным добродушием. Он казался им идеалом – олигарх, который держится так просто! Почти как обычный человек, как свой. Но только те, кто сталкивался с ним ближе или те, кто осмеливался просить у него денег, знали, как из-под внешней мягкости высовывается грозная львиная лапа, способная разорвать виновного легким движением грозной ладони.
Она знала все его жесты, его слова, движения и повадки. Она хранила в своем сердце каждую его морщинку, как клад. Годы приносили ему деньги и уверенность в будущем, он встречал их гордо, как океанский флагман. В его жизни было слишком много других людей, чтобы ее замечать. Изредка он замечал ее новые морщинки или складки на теле.
– Дорогая, ну так нельзя! Нужно за собой следить! Посмотри в зеркало! С моими-то деньгами…. Я слышал, открылся новый косметический салон…
– От кого слышал?
Он не смущался:
– Да, открылся новый и очень хороший! Сходи туда. А то ты скоро будешь выглядеть на все свои сорок пять! И я не смогу даже выйти с тобой в свет.
Он не стеснялся демонстрировать свои знания в области косметики или моды. Наоборот, подчеркивал: «видишь, как любит меня молодежь!». Он всегда был окружен этой самой «просвещенной» золотой молодежью. По бокам от него сидели две обладательницы последних титулов. Одна – мисс город, другая – мисс очарование, третья – лицо модельного агентства, которое таскало своих подопечных на любую презентацию, где мог оказаться хоть один, зарабатывающий больше 100 тысяч долларов в год. Четвертой была новенькая – она не видела ее прежде, но такая же злобная, подлая и наглая, как все. Пожалуй, у этой наглости было даже больше, и она отметила про себя, что эта далеко пойдет. Та девица полусидела перед ним прямо на банкетном столе, кокетливо положив ручку ему на плечо, и заливалась громким смехом в ответ на его слова, всем своим видом выражая жадную хищную хватку под маской наивной беспечности. Женщины всегда занимали в его окружении первые места. Мужчины теснились за спиной.
Сжимая бокал в руке, она словно читала на поверхности золотистого напитка свои мысли. Вокруг ее провожали льстивые, заискивающие улыбки – все-таки она была женой. Она была его женой долго, так долго, что он всегда подчеркивал это, а значит, ей также принадлежала главная роль.
Холодная вода – чудо. Она больше не чувствовала свои припухшие веки. Кто-то задел ее локтем:
– Ах. Дорогая! – это была знакомая, жена министра, – ты прекрасно выглядишь! Вы замечательная пара, я всегда вам завидую! Это так здорово – прожить больше 20 лет и сохранить в отношениях такую легкость! Смотреть друг на друга всегда. Ах, замечательно!
Оторвавшись от ее назойливой болтовни, действительно поймала на себе его взгляд. Он смотрел на нее, и это было как пузырьки в шампанском. Она улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой, подумав, что он заслуживает шанс…. Он не встал, когда она подошла, а девицы и не подумали уйти при ее появлении.
– развлекаешься, дорогой?
– Да, дорогая. Все в порядке?
– Прекрасно! А у тебя?
– Я очень рада за тебя, дорогой.
Их диалог не остался незамеченным. Окружающие думали «какая прелестная пара!». А присутствующие на банкете журналисты отметили про себя, что надо упомянуть в статье про то, что у олигарха такая замечательная жена.
– Дорогой, ты позволишь на пару слов?
Взяв ее под ручку, отвел от стола.
– Ты успокоилась наконец?
– А ты как думаешь?
– Думаю, в твоем возрасте вредно волноваться!
– Позволь напомнить, что мне столько же лет, сколько тебе!
– У мужчин это иначе!
– Вот как?
– Давай не начинать сначала! Я уже устал от твоей дурацкой выдумки, что я должен был сегодня обязательно подарить тебе цветы! У меня столько дел, я верчусь, как белка в колесе! Ты должна была об этом подумать! Можно было не цепляться ко мне со всякой ерундой! Захотела цветы – пойди купи себе, закажи, да купи хоть целый магазин, только меня оставь в покое – и все!
Она улыбнулась своей самой чарующей улыбкой:
– Да я уже и не вспоминаю, дорогой!
– Правда? – он обрадовался, – а я так рассердился, когда ты прицепилась ко мне с этими цветами! У меня столько дел, а ты полезла со всякой ерундой!
– Это был маленький женский каприз.
– Дорогая, запомни: маленькие женские капризы позволительны только молодым красивым девушкам, как те, что сидят рядом со мной! А в тебе это только раздражает!
– Я запомню, любимый. Не сердись, не нервничай из-за таких пустяков!
– Очень хорошо, что ты такая умница! Мне повезло с женой! Послушай, дорогая, обратно мы будем возвращаться не вместе. Тебя заберет шофер, когда тебе надоест. А я поеду сам, на своей машине, у меня есть кое-какие дела…. И не жди меня сегодня, я не приеду ночевать. Буду только к обеду, завтра. Да и то, может, пообедаю в офисе, а не вернусь домой.
– Я поеду одна? Сегодня?!
– Господи, да что такое сегодня?! Что ты мне действуешь на нервы целый день?
– Да уж, я занимаю так мало места в твоей жизни…
– Да при чем тут это! Ты занимаешь много места, ты ведь моя жена! И я везде таскаю тебя с собой! Так что не начинай!
– Хорошо, не буду. Я не хотела.
– Вот и хорошо! Тебе уже нечего хотеть!
И, усмехнувшись, он вернулся обратно, где нетерпеливо ждали слишком многие – гораздо более важные. С его точки зрения, особы, чем жена. Она улыбнулась. Ее улыбка была прекрасной. Это было выражение счастья – огромного счастья, которое нельзя удержать! Вновь вернувшись в туалетную комнату и плотно заперев за собой двери, она достала маленький мобильный телефон.
– Я подтверждаю. Через полчаса.
В зале она вновь расточала улыбки – демонстрируя (да ей и не надо было демонстрировать, так она ощущала) огромный прилив счастья. Это были самые счастливые минуты – минуты предвкушения… Так, сияя, она выскользнула в узкий коридор возле служебного входа, откуда хорошо просматривался выход, прильнула к окну. Через полчаса в узких дверях появились знакомые фигуры. Это были два охранника ее мужа, и ее муж. Ее муж, обнимающий новенькую девицу. И целующий – на ходу. Все спешили к черному блестящему мерседесу – последнему приобретению супруга, стоившему 797 тысяч долларов. Он любил дорогие машины. Очень любил.
Дверцы распахнулись, темное нутро автомобиля поглотило их полностью. Охранники остались снаружи. Один что-то говорил по рации – наверное, предупреждал тех, что на входе, что машина уже идет.
Взрыв раздался с оглушительной силой, уничтожая иллюминацию отеля, деревья и стекла. Все смешалось: крики, грохот, звон. Огненные языки пламени, взметнувшиеся до самого неба, лизали искореженный корпус мерседеса, превращенного в огромный погребальный костер.
Она обняла себя за плечи и автоматически пригладила волосы, наслаждаясь внутренним голосом: «Я подарила тебе самый красивый красный цветок! С днем нашей свадьбы, дорогой».
Чтобы она не делала, это было соблазнительно. Эротизм проявлялся во всех движениях. На кухне она была особенно неподражаема. В легком халатике, обтягивающем формы, рвущиеся наружу. Мужчина видящий, как она ест огурец, банан, или лижет мороженое, мог сойти с ума, если бы не кончил. Джон знал эту особенность своей жены и поэтому, создал для нее специальную диету, состоящую из продуктов шарообразной и кубикообразной формы. При таком подходе у него был шанс не свихнуться от вожделения. Никаких огурцов, бананов и мороженого. Из длинного и конусообразного только его член. Вот и сейчас Инга стоя на коленях облизывала головку его члена, отодвинув верхнюю плоть. Джон старался не смотреть, чтобы оттянуть удовольствие…
Так писал молодой писатель Перверсев. Эротические сцены были его коньком. Он считал себя гениальнейшим писателем, и большая часть его гениальности заключалась в откровенщине.
- Что пишешь, дорогой?
Трофим посмотрел на жену. Ее халатик не был обтягивающим. Трудно найти одежду, которой можно обтянуть эту спицу – любая вещь, как на вешалке.
- Рассказ, дорогая, - буркнул Трофим.
- А о чем? – спросила жена.
- О любви.
Соня восторженно застыла, мечтательно отправив взгляд в потолок.
- О любви… - прошептала она.
В одной руке нож, в другой обезглавленная рыба.
- Я же просил, не отвлекать меня! – взвился Трофим.
- Хорошо, хорошо, - и Соня вернулась к делам.
Трофим любил создавать свои творения на кухне. Здесь можно, не отвлекаясь от написания, выпить кофе, выкурить сигарету и пополнить запас сил, съев что-нибудь калорийное. Это раньше считалось, что писатель должен быть голоден. Перверсев думал иначе. Писатель должен быть сыт. От этого и творец становится добрее и его произведения. Раньше писали натощак и вон какая чернуха получалась.
- Скоро ужин? – не поднимая головы от свой гениальщины, поинтересовался Трофим.
- Скоро, милый, скоро.
Высвобождать пышное тело из маленького халатика легко и приятно, оно само рвется наружу.
Джон любил высвобождать Ингу от ненужной одежды. Он принимался ее целовать, нередко совмещая приятное с полезным, ведь занимаясь любовью, так приятно слегка перекусить. Сначала у влюбленных применялись фрукты: киви и клубника, бананы и арбузы, - затем они попробовали мясо, и в конце концов рыбу. Селедка в эротизме незаменимая вещь…
- Так, когда ужин?! – взорвался Трофим.
- Пожалуйста, любимый, - Соня поставила перед мужем тарелку. Вареная картошка, пару кусков обжаренного минтая и огурец. Соня села напротив и откусила огурец. Перверсев вздрогнул от громкого звука. Мурашки пробежали вдоль позвоночника. Он тяжело вздохнул, уткнулся в тарелку и вилкой разломил картофелину.
После ужина он продолжил жизнеописание Джона.
Но самый вкусный фрукт был между ее ног…
Закончил писать он уже ночью. С утра нужно было вставать и готовить для начальницы финансовый отчет. Он помедлил еще минуту, фантазируя о том, что вместо отчета дает ей свой рассказы и она, обалдев от возбуждения, поимеет его, и пошел спать.
Он залез под оделяло. Соня посапывала, она лежала на боку скрючившись, он приподнял ночнушку, у него встал. Все напряжение Джона перешло к нему. Он приспустил с Сони трусы, смазал головку члена слюной и вставил. Несколько фрикций дались нелегко – суховато. Он облапил ее тощий зад (грудь трогать бесполезно – все равно, что трогать прыщики) и динамично задвигался.
«Оо-о-ох», - вздохнул он и кончил.
- Да, милый, ты что-то хотел? – проснулась Соня.
- Нет, милая, ничего, - ответил Трофим. – Спокойной ночи.
Он повернулся к ней спиной и быстро заснул.